«31. И вот в Галлии с крепостью Тавредун произошло великое чудо. А была она расположена на берегу Роны, на горе. Более шестидесяти дней гора издавала какой-то непонятный гул, наконец она раскололась и отделилась от другой, соседней с ней горы, рухнула вместе с людьми, церквами, имуществом и домами в реку и запрудила берега этой реки, отчего вода устремилась вспять. Ведь это место с обеих сторон было закрыто горами, и в ущелье этих гор тек бурный поток. Теперь он наводнил и более высокие места, затопив и опустошив прибрежную местность. А поднявшись еще выше, вода хлынула из берегов, застала людей врасплох и, как сказано(где? — В.Х.), поглотила их, снесла дома уничтожила скот и своим бурным внезапным наводнением сорвала и сокрушила все, что находилось на тех берегах до самого города Женевы. Многие передают, что там было так много воды, что она перевалилась в упомянутый город через стены. Известно, что, как мы и сказали, река Рона в тех местах текла через горное ущелье и не имела выхода в сторону, куда бы она могла повернуть, так как была ограждена горами. Сдвинутую и обрушившуюся гору река сразу прорвала и таким образом все уничтожила. После этого события к тому месту, где обрушилась крепость, пришли тридцать монахов и стали рыть оставшуюся от разрушенной горы землю, и обнаружили в ней медь и железо. Во время своей работы они услышали шум в горе, какой был слышен и раньше. Но в то время как их здесь удерживала дикая жадность, на них упала часть еще сохранившейся горы, их погребла и раздавила; так их больше и не нашли. Еще до бедствия в Клермоне подобным же образом привели в страх население этой области великие предзнаменования. А именно: вокруг солнца часто показывалось сильное — утроенное и учетверенное — сияние, которое простые люди называли солнцами, говоря: «Взгляни-ка! На небетри или четыре солнца». Но однажды, в октябрьские календы, солнце было затемнено так, что не только не светила даже и четвертая часть его, но оно казалось безобразным и бесцветным, как мешок. Кроме того, над этой областью в течение целого года появлялась звезда, которую некоторые называют кометой, с хвостом похожим на меч; и видели, как пылает небо; и было много других знамений. В клермонской церкви в какой-то праздник во время утренней службы влетела птица коридалл, которую мы называем жаворонком, и крылышками с такой быстротой погасила все горящие лампады, что можно было подумать, будто их схватил какой-то человек и опустил в воду; влетев в алтарное помещение под балдахином, она чуть было не погасила и светильник, но служители помешали ей и убили ее. Подобное проделала с горящими светильниками и другая птица в базилике блаженного Андрея. А уж во время самой чумы такая смертность была во всей той области, что и невозможно сосчитать, какое множество людей там погибло… В то время эта болезнь сильно обезлюдила города Лион, Бурж, Шалон и Дижон.
32. Жил в то время…» (Григорий Турский. История франков. М., Наука, 1987, издание подготовила В. Д. Савукова, с.99. Подчеркнуто везде мною — В.Х.)
Я привел столь обширный отрывок из «Истории франков», сочинения предвосхитившего во многом труд И. Великовского, что бы показать насколько прав и одновременно не прав этот гений-одиночка, который, к стыду своему, на Г.Турского не ссылается, поскольку, по всей видимости, никогда его «Истории» не читал. Если бы читал, то понял бы, что Ветхозаветные и прочие космические катастрофы никогда не были и не могли быть мифами, сказками для наших не столь даже далеких предшественников на этой планете… И не выдавал бы Венеру за комету… Имя этой комете будет дано не нами, a теми, кто узрит ее в телескопы и даже без оных… Мы ее сможем пока лишь обозначить как комету-меч… и предупредить о ее появлении в свое время… где-то в 2150 году…
Впрочем, со временами и у нас часто бывает путаница. «Учите, ребяты, даты!» — повторял я частенько своим ученикам, по-молодости и излишней доверчивости «всезнающей» науке ХХ века и не подозревая насколько ложными могут оказаться те или иные даты. И тут настала очередь каяться мне, историку, учителю истории, не раз и не два читавшего одного из самых честнейших и дотошнейших историков мира — Григория Турского.
Латыни, даже образца VI века нашей эры, испорченной, в отличие от епископа города Тура Григория, человека уважаемого во всем мире и называемого Геродотом средневековья, как и других иностранных языков, я не знаю и потому привык доверять переводчикам, редакторам и прочим специалистам, подобным В. Д. Савуковой. Но в последние десятилетие все больше своей логике, которая резко отличается, как и у И. Великовского, от общепринятой…