Родные стены

Постепенно я стал все чаще вспоминать слова Макаренко, что «дисциплина – не средство, а результат воспитания».

И результат был. Уже не только четвероклассники, но семиклассники и восьмиклассники бежали ко мне на урок и не очень торопились на перемену после него. Это были наши театралы.

Школьный театр возник случайно. Учительнице литературы Ольге Федоровне поручили подготовить композицию к майским праздникам. Она подобрала стихи и музыку, сагитировала правдами и неправдами человек двадцать из седьмых-восьмых классов, но как-то скучно все у них получалось. Пригласили меня, успевшего уже похвастать, что пять лет играл на сцене Народного театра ЗИЛа, а три года до этого – в знаменитом на всю Москву школьном театре. Честно говоря, в тот первый год работы в школе мне было не до театра. «Только бы разобраться с 8 «Б», дежурство наладить, к урокам подготовиться получше, да и о трехлетнем сынишке подумать не мешает. Но и отказывать неудобно, – рассуждал я. – Товарищи новые, школа новая, традиции закладываем. «Как аукнется, так и откликнется…» И все-таки стал помогать: учил говорить со сцены, двигаться, расставлял, монтировал отдельные куски, хотя постановщиком никогда себя не мыслил. И у меня получилось. Точнее, не у меня, а у нас.

Переполненный актовый зал грохотал пятиминутной овацией. Глаза, лица и у зрителей и у артистов горели, сверкали радостью. Быть может, впервые все почувствовали внутреннее единство. Для сидящих в зале ребят наша двадцатиминутная композиция была неким «чудом»: им не верилось, что их товарищи, их одноклассники способны на такое. В школах, где они прежде учились, учителям, как видно, было не до композиций…

Так родился наш школьный театр. Успех окрылил. Вслед за новогодним капустником поставили ко Дню Победы композицию о войне по рассказам Васи-ля Быкова и стали победителями районного смотра. Но главное было в другом: и нам, учителям, и ребятам все яснее становилось значение короткого, но емкого слова «МЫ».

Однако оставались еще ребята, которых мы никак не могли сделать союзниками. Слишком часто за восемь лет школьная жизнь была для них источником неприятностей, слишком много было с ними упущено, хоть и не нами, но от этого легче никому не становилось. И все же добиться с их стороны какого-то вроде «благожелательного нейтралитета» стоило попробовать.

Идею привез из райкома комсомола наш организатор внеклассной работы Сергей Алексеевич Шелехов: «Зарница!» Не дожидаясь, пока раскачается военрук, учителя-комсомольцы составили штаб. Всю третью четверть самые наши «трудные» ребята Зайцев, Белихин и Плохоцкий бегали с поручениями начальника штаба «Алексеича»: пакеты с приказами доставлялись командирам батальонов «красных» и «синих». Ими были мы с Борисом Ивановичем – учителем физкультуры. Своей полковничьей папахой, доставшейся в наследство от отца, Борис перещеголял всех. Ребята тоже изобретали погоны и нашивки. К заключительной игре напротив школы готовились взводы и отделения стрелков, гранатометчиков, лыжников, санитаров, саперов, связистов. Ребята жили ожиданием. Теперь в школе было интересно и Зайцевым, пусть не на уроках, но интересно.

Игра была грандиозной. Шефы из воинской части сопровождали ее шумовыми эффектами. Два флага, стремительно для одних и медленно для других, неслись по заснеженному полю к вершине склона. «Красные» во главе с Борисом Ивановичем достигли ее первыми и ликовали. Но, думается, победителями были все: ребята, осознавшие, что значит быть организованными и дружными, и мы, учителя, которые отчетливо увидели, какими могут быть наши ученики, если их вовлечь в интересное, полезное дело.

Вообще-то по неопытности и по молодости мы были тогда еще и «самоедами»: находились в школе по десять – двенадцать часов да еще дома к урокам готовились, книг по педагогике читали мало, чаще сами изобретали… велосипед. Сколько сил положил я, например, на оборудование своего кабинета истории! Проектировал хитроумные шкафы для карт, таблиц, диафильмов, пластинок. Сам же потом просился осуществлять проект. На помощь пришли мои шестиклассники. Но они, даже стараясь изо всех сил, не могли до конца завернуть ни одного шурупа. Докручивал сам. Но стоит ли жалеть об этом? Ведь я не только оборудовал кабинет, а и постигал простую, но трудную истину: людей сближает общее дело, как это было и с театром, и с «Зарницей». Постепенно я обрастал товарищами среди ребят.

Вот почему Игорь Ковалев, видя, как я терпеливо жду тишины в начале урока, приосанившись, со своей первой парты будет успокаивать класс: «А ну, тихо! История начинается!». А Миша Тезин в десятом классе сразит меня благородством ответа, ибо когда я заподозрю группу ребят в умышленном опоздании, он заметит: «Что вы, Валерий Евгеньевич?! На историю? Как можно?»

Но это будет потом. А тогда мне казалась вершиной мудрости поговорка «Дружба дружбой, а служба службой». В преломлении к школе это означало: театры, походы, работа в кабинете – это одно, а уроки – другое. На уроках, голубчики, я буду спрашивать с вас знания, и не ждите от меня подачек в виде липовых троек! Меня действительно часто раздражали безделье за партой, эпизодическая увлеченность какими-нибудь подробностями из жизни Людовиков, и при этом нежелание открыть дома учебник. Тогда появлялись новые «велосипеды». Придумал карточки, с помощью которых можно за пять минут опросить весь класс. На радость завуча, у меня в классе была самая высокая «накопляемость отметок». Только Косте Ефимову, переставшему толком учиться еще в четвертом классе, от этой накопляемости легче не становилось. У него накапливались двойки. Он стал списывать, я – ставить ему единицы за обман, и потерял в нем друга. Оставаясь учителем, я перестал быть для него педагогом. Педагогом в самом изначальном смысле этого слова: ведущим за собой ребенка.

0